Василий Александрович Волга: первый гром

Каждый мой день начинается в 6-15 утра. Меня будит будильник, я бужу младшую дочь, и, пока она собирается в школу, я готовлю завтрак ей и себе.

Как только возникает пауза – чай заваривается, или яичница дожаривается – я краем глаза листаю интернет. Новости. И каждое утро ловлю себя на мысли о том, что если этой ночью еще никого не убили, или не взорвали что-нибудь, или не заблокировали, то это обязательно должно произойти позже; сегодня же должно произойти, но только позже. При этом даже какое-то чувство неудовлетворенности я испытываю.

Если вдруг с утра мне не сообщили о техногенных катастрофах или ежедневных зверствах, творимых в наших городах и селах, мне все время кажется, что меня обманывают, скрывают, рассказывать не хотят, для себя эти страшные новости оставили, сами «наслаждаются». При отсутствии плохих новостей к семи часам утра, во мне уверенно зарождается предчувствие. Плохое предчувствие. Предчувствие того, что к обеду все равно где-то рванет.

И вот уже три года это мое ежеутреннее злое предчувствие меня не обманывает.

Но сегодняшнее утро было с «новостями». Взрывы. Эвакуация. Разрушения.

Самый большой в Украине склад боеприпасов. Небо закрыли. Говорят о том, что в ближайшие несколько дней туда никто подойти для тушения пожаров не сможет.

Тут же появляются сообщения о том, что на этих складах, в подземных хранилищах штабелями лежат ракеты класса земля-земля и класса земля-воздух.

Люди бегут. Целый город бежит. Мобильная связь не работает. Хаос. Бегут, кто, в чем был. В тапочках, на велосипедах, на машинах. Пробки, заторы, канонада. Страшно оказаться там, среди этих бегущих людей. А ведь это всего несколько сот километров от Киева. А в Киеве все хорошо. Ездят мерседесы, открыты рестораны, юные девушки с большими губами посещают салоны. И почти что всем наплевать. Но это только до обеда.

К обеду появляется новость о расстреле человека в самом центре города. И вот тут начинаются звонки. Некоторые киевляне всполошились. Это ведь совсем рядом. Говорят, стреляли в людном месте. Говорят, убили депутата. Нет не депутата. Да депутата же! Только не нашего. Ихнего. Как? Русского? Ну, да.

Кто-то говорит: «Ну, так ему и надо». А кто-то: «Ты что? Псих? Это его Путин завалил. Он же на наших работал». Тут же другой: «Да не Путин, а Янукович. Он должен Януковичу, а отдавать не хочет».

И вдруг! Так неожиданно. Так рано. Ведь еще не май. Вдруг грянул первый весенний гром. И те киевляне, которые его услышали, втянули головы в плечи. И замолчали. И озираются. И молча, одними только глазами, спрашивают друг у друга: «Что это? И у нас? И у нас началось? Склады? Бомбы? Что это?».

Но через несколько минут, через несколько еще раскатов грома, вытягивают головы киевляне из плеч, расплываются в улыбках, и дружно и глубоко выдыхают. Все хорошо. Это не у нас. Это гром. Первый весенний гром. Все хорошо. Можно идти домой и кушать котлеты.